Более высокий уровень подушевого ВВП ассоциируется с более высокими значениями многих показателей развития, таких, например, как продолжительность жизни или уровень образования.

Качество образования в богатой Норвегии намного выше, чем в развивающейся Венесуэле. Продолжительность жизни в Японии больше продолжительности жизни в менее развитом Китае. Но что нужно реформировать в первую очередь? Является ли недостаточный уровень образования главной проблемой Венесуэлы, а не слишком развитая система здравоохранения — самым значительным недостатком растущего Китая? 

Чтобы ответить на эти вопросы, часто сравнивают между собой страны, с похожими уровнями подушевого ВВП. Велик ли уровень коррупции в России, если учитывать ее уровень развития? На этот вопрос отвечают не при помощи сравнения российских показателей коррупции с финскими — разумеется, в значительно более богатой Финляндии уровень коррупции меньше, — а со странами, близкими по уровню подушевого ВВП. Если уровень коррупции оказывается выше, чем у Аргентины или Турции, авторами сравнений делается вывод о том, что уровень коррупции в России выше нормы для этой группы стран и в сфере государственного управления Россия отстает от похожих на нее экономик.

Последний вывод может быть абсолютно правильным. Однако подход к получению этого результата вызывает сомнения. Дело в том, что в российском ВВП есть значительная и довольно сильно меняющаяся часть, зависящая от нефтяных доходов. При большой цене на нефть российский ВВП может быть значительно выше, чем в период, когда цена на нефть достигает исторических минимумов.

Который из значений подушевых ВВП использовать для сравнения? Тот, который был при высоких ценах на нефть, или другой, соответствующий нисходящей части нефтяного цикла?

Из-за волатильности ВВП на душу населения страна в течение нескольких лет может переместиться из одного дециля в мировой иерархии доходов в другой, на продолжительное время утратив статус экономики с высоким уровнем дохода. И сегодня, когда ее следует сопоставлять с менее развитыми странами, вчерашняя критика, ставшая результатом сопоставления с более развитыми экономиками, оказывается заблуждением. 

Это напоминает сказку «о рыбаке и рыбке», в которой благосостояние старухи менялось очень быстро. За короткий срок она из крестьянки превратилась в столбовую дворянку, а затем и в царицу. Пока она была богатой, можно было сравнивать ее с другими столбовыми дворянками или царицами, указывая на ее отставание от аристократии в тех или иных измерениях. Такие сравнения были бы правильными, если бы перемещение старухи вверх по социальной вертикали оказалось устойчивым. Однако вскоре старуха вновь осталась у разбитого корыта, и такие сравнения полностью утратили свою ценность, потому что старуху, вновь превратившуюся в крестьянку, теперь следовало сопоставлять не со столбовыми дворянками и царицами, а с крестьянками. 

Так как ценность сравнения волатильных экономик при помощи ВВП на душу населения сомнительна, нужен другой показатель, который позволит сделать пользу от межстрановых сопоставлений более устойчивой. Позже, когда качество статистических данных станет лучше, это могут быть показатели, не связанные с подушевыми доходами, например индекс экономической сложности, измеряющий, насколько технологически сложными являются товары, которые экспортирует экономика. 

Пока же, возможно, стоит использовать показатель, рассчитанный на основе более устойчивой части подушевого ВВП, определяющейся вкладом тех отраслей экономики, доходы в которых менее волатильны. В частности, в случае российской экономики для международных сопоставлений может быть рассчитан подушевой ВВП, в котором сырьевые доходы учитываются на основе предположения о фиксированной и сравнительно невысокой цене на нефть, например, соответствующей уровням начала 2000-х. Возможно, это сделает международные сопоставления более надежными, а также даст лучшее представление о месте российской экономики в мировой иерархии доходов.

http://www.forbes.ru